“Наркоманов бывших не бывает”. Как стигма мешает наркозависимым – и всему обществу

Употребление наркотиков в России – одна из самых стигматизированных сфер общественных отношений. К наркопотребителям государство и общество относятся заведомо предвзято, и это не только мешает им выздороветь, но и часто становится причиной прямой дискриминации.

Из-за наркотиков екатеринбуржец Вадим Иванов потерял семью: жена ушла вместе с двухлетней дочерью, когда поняла, что муж не может справиться со своей проблемой. Начав со “спайсов”, Вадим употреблял наркотики около десяти лет, пока однажды родители в буквальном смысле не пустили его домой. Лишь тогда он согласился лечь в наркологический центр.

На четвертом месяце реабилитации он дал интервью местной телекомпании.

Вадим говорит, что реабилитация проходила у него очень тяжело, и на общение с журналистом он согласился совершенно сознательно – решил, что пути назад нет. И откровенно рассказал о своей прошлой зависимости и о том, с каким трудом он ее преодолевает.

Два года после выздоровления Вадим проработал на стройке и не ожидал, что первая же его попытка устроиться на более квалифицированное и денежное место работы окончится неудачей как раз из-за этого интервью. Он успел проработать менеджером в автосалоне лишь два месяца. “План продаж делал, человек я неконфликтный, на работу не опаздывал, все делал как надо – но вот что-то им не понравилось”, – рассказывает Вадим. К нему начали придираться по мелочам, и он понял намек: уволился сам.

Через полгода Иванов узнал истинную причину придирок начальства. Его бывшая коллега рассказала, что сотрудники автосалона случайно обнаружили в интернете его интервью телеканалу. Видео дошло до начальства, которое решило, что не хочет иметь дело с “бывшим наркоманом”.

– У тебя есть предположения, почему начальство решило, что не хочет иметь бывшего наркопотребителя у себя в штате? – Потому что все же знают, что наркоманов бывших не бывает. Это убеждение с 90-х. Помогли средства массовой информации в 90-е года закрепить в сознании людей, что наркоман – это отребье общества, наркоманов надо сажать, бить, убивать, с наркоманами не надо иметь никаких дел. То есть такая… жесткая пропаганда была. Не было такого, что наркоман – это больной человек. Они до сих пор с этим спорят – с тем, что наркоманов надо лечить, а не судить. Почему эпилептиков не судят?..

Абсолютное зло

Из-за стигмы, связанной с употреблением наркотиков, статья 228 уголовного кодекса Российской Федерации (ответственность за хранение и сбыт запрещенных наркотических средств) нередко становится инструментом давления на общественных активистов и журналистов. Человеку подбрасывают наркотики, и он оказывается под двойным ударом. В первую очередь, конечно, ему грозит серьезный тюремный срок. Но дискредитирована оказывается и его профессиональная или общественная деятельность: под суд он попадает по “стыдной” статье, и отстаивать его невиновность в глазах общества становится сложнее.

В одном из самых громких подобных дел последнего времени – чеченского правозащитника Оюба Титиева, которого осудили за хранение марихуаны. Мотивация властей, по мнению адвокатов Титиева, была именно такой. Подобные же мотивы могли быть в деле журналиста-расследователя Ивана Голунова, которого полицейские пытались обвинить в сбыте наркотиков.

Впрочем, друзья и коллеги Титиева и Голунова уверены, что по крайней мере в этих двух случаях безупречной репутации правозащитника и журналиста ничего не угрожает, а абсурдность обвинения лишь подчеркивает заказной характер их дел.

Проявлением стигмы является само по себе слово “наркоман”, подчеркивает психолог Вячеслав Москвичев, работающий с наркозависимыми. В российском обществе доминирует радикальный взгляд на наркопотребление: справиться с зависимостью можно только полным отказом от употребления, а сами наркотики – абсолютное зло. Поэтому слово “наркоман” дегуманизирует человека, употребляющего наркотики.

“Наркоману нельзя верить, наркоман не принадлежит сам себе, наркоманам важны только наркотики – эти идеи очень мощны, и апофеоз этого – наркоман просто не человек”, – перечисляет Москвичев стереотипы, связанные с этим словом.

При этом российское государство даже не знает, сколько граждан принимает наркотики. Из-за карательной наркополитики властей точную статистику вести невозможно. Как правило, люди стараются скрывать, что употребляют запрещенные вещества, хотя само по себе это и не является преступлением.

По приблизительным оценкам профильных ведомств (МВД, минздрава и Росстата) и независимых экспертов, занимающихся этой проблемой, в России сейчас не меньше пяти миллионов активных наркопотребителей. Людей, имеющих тот или иной опыт употребления запрещенных веществ, – десятки миллионов.

“Приходи, как исправишься”

“В больнице они прямо сказали, что я “плохая”. Я уехала домой на выходные и должна была приехать в понедельник, а приехала во вторник. У меня еще давно были проблемы: и бабушку парализовало, у мамы там развод тяжелый. Все сразу”.

Летом прошлого года Таня, тоже жительница Екатеринбурга (по ее просьбе мы изменили ее имя), попала в больницу с целым букетом диагнозов: туберкулез, туберкулезный спондилит, перелом шеи и ВИЧ. Но главная проблема была именно с шеей. Из-за этой травмы она с начала 2018 года несколько месяцев вообще не могла встать с постели, а когда летом ее, наконец, направили в стационар, то очень долго делали анализы и все время откладывали операцию – то один врач уйдет в отпуск, то другой.

А потом в очередных анализах у нее обнаружились следы наркотиков. В проведении операции ей окончательно отказали и тут же выписали из больницы.

– Они сделали тест и сказали: не хотят они просто делать и все.

– Не хотим и все?

– Как исправишься – от нарколога справку. Вот так. А как я от нарколога, если я стою на учете? Ну как я им принесу? Не знаю… Вот такая ситуация.

– То есть, по их мнению, вы сначала должны решить проблемы с наркотиками, а потом приходить на операцию?

– Вылечиться сначала должна, да. Они думают, что это день-два-три?!

Случай Татьяны не единичен. По словам Ани Саранг, руководителя Фонда им. Андрея Рылькова, помогающего людям с наркотической зависимостью (организация включена в России в реестр “иностранных агентов”. – Би-би-си), наркофобия в профессиональных медицинских кругах носит системный характер.

“Врачи относятся ужасно к людям, употребляющим наркотики, им отказывают в получении медицинской помощи, с ними очень по-хамски разговаривают, их могут просто выкинуть на улицу с отгнивающими ногами и руками, – обращение просто ужасное”, – комментирует Саранг.

“Чувствовал себя прозрачным”

Житель Мурманска Борис начал употреблять наркотики в 16 лет и в итоге выпал из жизни на пять лет, “пропустил всю свою задорную молодость”: “Это происходило в грязных, запыленных квартирах, где мы запирались месяцами. Это все создает ощущение дна”.

Освободиться от зависимости ему помогла девушка, ради отношений с которой он смог, хоть и не с первого раза, слезть с амфетамина. Боря считает, что из-за наркотиков он стал хуже формулировать мысли, начались проблемы с памятью, появилась нервозность в общении с окружающими. “Как будто эта стигма до сих пор есть, – говорит он. – Я все равно иногда боюсь, что подумают “ах ты, гребаный наркоман”. И из-за этого я веду себя, проявляю эти проблемы нервов и так далее”.

– Как ты думаешь, окружающие замечали твою зависимость или нет?

– Я думаю, что у самого амфетамина есть такой эффект и так работает стигма – ты чувствуешь себя прозрачным. Тебе кажется, что все видят. И ты начинаешь вести себя в этой стигме. Я считаю, что большинство психологических проблем от наркотиков, такие как паранойя, нервозность, стресс – по большей части из-за стигмы. Потому что ты сразу чувствуешь на себя давление со всех сторон, и у тебя начинаются эти нервные срывы. Само по себе употребление вряд ли такие психологические проблемы вызывает, без стигмы.

Своим родителям (их он описывает как очень интеллигентных, толерантных людей, к тому же занимающихся правозащитной деятельностью) об опыте употребления Боря никогда не рассказывал и не собирается. Он уверен, что узнай они о его прошлой наркозависимости, отношения с ними будут безвозвратно испорчены.

И страх испортить отношения с родителями, и ощущение “прозрачности” – очень типичные проявинления, подтверждает психолог Вячеслав Москвичев. Старшее поколение, по его словам, росло в “алкогольной культуре”, о наркотиках они часто знают только понаслышке и сам факт контакта с наркотическими запрещенными веществами приводит их в ужас. “И они сталкиваются с двойственным ощущением. С одной стороны, это ощущение страха за своего ребенка – что ребенок стал испорченным, что он разрушился”, – объясняет Москвичев.

Такая реакция приводит к тому, что родители готовы идти на любые меры, включая насилие, считая, что так могут помочь ребенку (неважно, какого он возраста), – но вместо этого лишь разрушая отношения. И одновременно, продолжает психолог, родители начинают винить в проблеме самих себя.

“У них возникает ощущение, что они не просто что-то упустили, а что они тоже испорченные, что они плохие родители, и это ощущение своей несостоятельности еще больше налагает ощущение разрушения, они теряют свою уверенность в себе и соответственно готовы довериться любым идеям – а наиболее доступные идеи опять-таки связаны с дегуманизацией, с суровым контролем и большими деньгами”, – предупреждает Москвичев.

Ощущение “прозрачности” хорошо известно в психологии и может совсем не быть связано с наркотическими веществами. Так, например, человек, случайно надевший два разных носка, может думать, что все вокруг замечают его оплошность, приводит пример Вячеслав Москвичев. Некоторые наркотики могут сами по себе многократно усиливать этот эффект. Но вторая – и возможно, даже более существенная составляющая этого состояния у наркозависимого человека – это страх. “Это реально то, что наркопотребители переживают постоянно, поскольку наше законодательство репрессивно, и очень небольшие дозы уже подпадают под статью “хранение”, а эта статья уже предполагает уголовное наказание”, – подчеркивает психолог.

Это постоянное ощущение страха и “прозрачности” ведет к тому, что наркопотребитель начинает избегать какого-либо контакта с окружающими, тем самым еще больше лишая себя возможности получить помощь со стороны.

Самостигматизация

39-летний Алексей Лахов из Петербурга производит впечатление успешного, состоявшегося человека. У него все в порядке и дома (жена, дочка 10 лет и семилетний сын), и на работе, благодаря которой – как он с гордостью рассказывает – ему довелось недавно выступать на одной пресс-конференции с самим Элтоном Джоном. Между тем Алексей в прошлом страдал тяжелой формой наркозависимости, которая не только стоила ему потраченных впустую десяти лет жизни, но и по-прежнему напоминает о себе чуть ли не ежедневно.

По словам Алексея Лахова, ему постоянно приходится сталкиваться с разными проявлениями стигмы. В первую очередь это, конечно, клеймо в виде судимости по “наркотической” 228-й статье. Отсидеть ему пришлось только полгода в предварительном заключении, и из суда его выпустили, назначив условное наказание. Хотя эта судимость давно погашена, она то и дело дает о себе знать.

Например, много лет назад, ему пришлось уйти с одной работы до истечения испытательного срока: он узнал, что в анкете о приеме на постоянную работу есть вопрос о судимости, и так испугался, что уволился сам, не дожидаясь, когда ему укажут на дверь. Или совсем недавно, когда банк отказал ему в регистрации ИП и выдаче кредита по той же причине.

Другое “наследство” от наркозависимости – гепатиты С и В. Гепатит С он успешно вылечил еще лет десять назад, гепатит В продолжает лечить. И до сих пор сталкивается с предвзятым отношением в медучреждениях. “Я помню прекрасно момент, когда я приходил к врачу, хирургу, которая должна была мне вырезать кисту на зубе. И когда она узнала про мой гепатит, у нее настолько расширились от ужаса глаза, и она чуть ли не выронила из рук инструменты и вообще в принципе не хотела меня обслуживать”, – рассказывает он.

“Бывают дни, когда тебе действительно страшно, грустно и одиноко, ты опять думаешь – как же так, я же на самом деле бывший наркоман, дадут ли мне кредит на машину, если я захочу его получить?” – рассказывает Алексей о своем состоянии, которое он называет “самостигматизацией”. “Я, конечно, себя очень сильно не принимал – со своей зависимостью, со своей судимостью, со своими заболеваниями”, – признается он.

“Очень часто я встречаюсь с тем, что у людей, даже которые сейчас не употребляют, есть ощущение своей испорченности, – подтверждает психолог Вячеслав Москвичев. – А соответственно дальше из этого следует то, что “раз я такой испорченный, этот стыд говорит о том, что я не ценный”. А раз нет ничего ценного – нечего беречь и сохранять. А раз нечего беречь и сохранять – ради чего мне вообще не употреблять?”

“В результате стигма не помогает людям, осознавшим всю степень этой испорченности, становиться лучше, а наоборот, приводит к тому, что употребление и срыв становятся значительно более вероятными”, – заключает эксперт.

“Моё прошлое – моё личное дело”

Светлана из маленького поселка в Ленинградской области работает в сфере помощи наркозависимым, она – равный консультант. Рассказывать о собственном опыте наркозависимости – часть ее работы. Однако она не готова к публичности в этом вопросе, поэтому по ее просьбе мы изменили ее имя.

– Советуете ли вы своим клиентам скрывать свое прошлое? Вы сами предпочитаете, чтобы окружающие не знали о вашем прошлом?

– Да, если ситуация, когда я не среди наркопотребителей, а на каком-нибудь круглом столе, где собрались женщины из организации, которая помогают семьям с детьми, как бы мне не хочется там сидеть и говорить: я Света, я когда-то употребляла. Нет, не хочется.

– Почему?

– Я считаю это неуместным. Я считаю неуместным для окружающих знать. Я не думаю, что мне будет хуже. Я иногда считаю, что у меня самой недостаточно опыта употребления. Да! Потому что иногда начинаешь консультировать какого-нибудь человека и думаешь, что то, что у тебя было по сравнению с его опытом это вообще какие-то детские шалости.

По словам Светланы, в ее маленьком городке все знакомые и соседи всегда знали о ее проблемах с наркотиками, на которые она подсела еще в подростковом возрасте. Но со стигматизацией и дискриминацией она никогда не сталкивалась: в тот период жизни ее просто не волновало, как к ней относятся окружающие. А на работу всегда устраивалась самую низкоквалифицированную и малооплачиваемую – найти такую никогда не было проблемой.

В двадцать четыре она забеременела и ради будущего ребенка перестала употреблять наркотики. Может показаться, что избавиться от зависимости у нее получилось легко, но – по ее собственным словам – наркотики нанесли непоправимый ущерб ее психике. У нее по-прежнему бывают частые истерики, нервозность, неуверенность при общении с людьми – и все это многократно усиливается алкоголем, от которого она пока не может отказаться. “И жизнь, наверное, не сложилась из-за того, что все-таки было употребление”, – обреченно резюмирует она.

– Как вы думаете, почему это произошло?

– Наркотики? Не знаю, наверное, из-за того, что у меня проблемы в семье были. Отец покончил с собой,, когда я была маленькая, и мама не уделяла должного внимания. Сама себе предоставлена была, потому что мама работала. Как-то так. Я сейчас эти проблемы разбираю с психологом, и скорее всего это идет оттуда. Меня не замечали, не уделяли внимания, а тут появилась компания какая-то, где люди старше меня и внимание какое-то, пускай оно неправильное.

Практически все, с кем Светлана употребляла наркотики, умерли, большинство из-за передозировок. Один раз она сама была в шаге от этого: не было героина, решила поставиться метадоном [сделать укол с наркотиком – жарг.], не зная правильной дозировки, отключилась, а в скорой сказали, что “к наркоманам не поедут”. Светлане повезло – у ее друга была знакомая медсестра, которая смогла быстро прибежать и сделать инъекцию налоксона.

Сейчас Светлана с ребенком живут с ее матерью, с которой у нее очень тяжелые отношения. Мать никак не может забыть и простить ее наркоманского прошлого. Тем не менее некоторое время назад Светлана, из-за наркотиков в свое время не закончившая даже среднего образования, нашла в себе силы снова пойти учиться и планирует стать юристом.

А четыре года назад случайно нашла работу в благотворительной организации – и оказалась на своем месте. “Я понимаю, что я ничего не умею делать, кроме как консультировать и работать с наркопотребителями, заниматься сопровождением”, – объясняет она.

Светлана не советует своим клиентам публично говорить о своих проблемах с наркотиками и считает, что и ее собственное прошлое – это ее личное дело. Это же как с курением, рассуждает она: если человек давным-давно бросил курить, он же не обязан всем сообщать, что он когда-то курил и как тяжело ему было бросить, не правда ли?

“Начала смотреть, как будто я ужасный человек”

Константин, повар по профессии, утверждает, что никогда ни от кого не скрывал, что употребляет наркотики – ни от знакомых, ни от коллег по работе, ни от родственников. Никакой стигмы он не чувствует: его совершенно не смущает, когда его признания вызывают у собеседников отрицательную реакцию.

Сам он из Нижнего Новгорода, и за десять с лишним лет своей наркозависимости успел пожить в Петербурге, Москве, Архангельске, а когда женился, переехал с женой к ее родителям в уральский город Краснотуринск.

Серьезность проблемы с наркотиками он осознал, когда у него начала загнивать нижняя часть туловища после месяца лежания на диване. “Я лежал, укрытый под пледом, все время, почти все время спал, – рассказывает он. – Просыпаешься, ребята тебе чего-то приносят, ты ставишься и обратно под плед ложишься”. Это происходило в квартире у его знакомых в Петербурге. За квартиру и наркотики платили деньгами, вырученными на перепродаже наркотиков, никаких других трат, даже на еду, у них не было.

После длительного употребления солей [наркотики, которые продаются под видом солей для ванн, с постоянно меняющимся составом] начались проблемы с кожей, начали выпадать зубы. Но в одном Константину повезло: он чудом не заразился ВИЧ, хотя пользовался одним шприцом с ВИЧ-положительным приятелем. При этом, по его словам, медицинская книжка, необходимая ему для работы поваром, у него всегда была в порядке.

Бросить наркотики он решил в тот момент, когда внезапно осознал, что очень хочет завести ребенка.

Константин признается, что в последнее время негативное отношение к себе, как к человеку, употребляющему наркотики, встречает все чаще.

Например, недавно познакомился с девушкой, снимающейся в порнофильмах.

“И после того, как она узнала, что я этим занимаюсь, она на меня начала смотреть, как будто я ужасный человек. И вот мне от этого стало немного непонятно. В смысле?! Я не стал ей ничего говорить или спорить с ней, что то, чем она занимается, возможно, в какой-то степени хуже, аморальнее и асоциальнее, чем то, чем занимаюсь я. Но она все, типа – она хорошая, а я плохой, я неправильный”, – удивляется Константин.

“Никогда бы не подумала, что они наркоманы”

Татьяна – девушка из Екатеринбурга, которой из-за наркотиков отказали в операции на сломанной шее – сейчас выглядит очень неважно: в ортопедическом воротнике, поддерживающем голову, с нездоровым цветом лица и гнилыми зубами. Говорит отрывисто, с трудом формулирует мысли.

Ей немного за тридцать, на наркотиках она сидит уже 15 лет, как говорит, “с перерывами” – на две беременности. Старшего сына еще кормила грудью, на дочери, еще до родов, ей диагностировали ВИЧ. Однако у детей проблем со здоровьем нет. “Нет, нет, нет, с детьми у меня все хорошо, мы стояли на учете до полутора лет, все анализы хорошие – что первый, что второй”, – с гордостью повторяет Таня.

Наркотики Таня употребляет вместе с мужем, и оба тщательно скрывают это от детей: при детях никогда этого не делают, обычно ходят по этой надобности через дорогу от дома на свой садовый участок.

При этом Таня не считает свою семью неблагополучной. У мужа хорошая работа промышленного альпиниста, работа сезонная, зарабатывает он неплохо, и сама Таня лишь год назад получила пенсию по инвалидности, а до того всегда работала – официанткой, барменшей либо поваром. Шейные позвонки сломала как раз на своей последней работе: попыталась резко поднять тяжелую кастрюлю и надорвалась.

Татьяна уверена, что никто из соседей и знакомых даже не подозревает, что у нее с мужем серьезные проблемы с наркотиками. В округе ее считают заботливой мамой. Впрочем, Таня признает, что и сама мало что знает о проблемах своих соседей. Со стороны кажется, что все у людей нормально, но время от времени в разговорах с подругами вдруг всплывает что-то об общих знакомых.

“Знаете, я некоторых людей знаю много лет, и начинаешь узнавать, что люди-то вот, рядом с тобой, и ты бы никогда не подумал, а они да, наркоманы. Столько лет скрывают. Понятно, что так не скажешь. Просто общий знакомый где-то, раз, просто разговор: знаешь? Знаешь. Никогда бы не подумала, да. Есть такое”, – рассказывает Татьяна.

Несмотря на то, что “никто ни про кого ничего не знает”, Таня уверена, что именно окружение и доступность наркотиков – главный фактор, почему они с мужем не могут отказаться от вредной привычки. По ее словам, они часто это обсуждают между собой, но выход видят только один: бросить все и уехать куда-то подальше, полностью сменить окружение.

Таня уверяет, что ее семья – “не бедная-несчастная”, денег на жизнь хватает, но вот лечь на операцию в коммерческое отделение ей, конечно, не по карману: замена одного позвонка стоит 150 тысяч рублей, вся операция в целом будет стоить больше полумиллиона. Поэтому она ждет, когда ее снова будут готовы принять в государственной клинике.

“Готов быть открытым”

Алексей Лахов из Петербурга уверен, что в борьбе с наркозависимостью помогает открытость. И на интервью с Би-би-си он согласился в том числе по этой причине. “Отчасти из-за того, чтобы попытаться, с одной стороны, и для себя все расставить по полочкам в очередной раз – таким путем, через СМИ, а может быть, и для кого-то донести мысль о том, что все реально, и независимо от того, какие тараканы у тебя в голове бегают и как они тебе мешают отказаться от наркотиков и начать выздоравливать – это, тем не менее, реально”, – объясняет он.

За десять лет употребления наркотиков он, по собственному выражению, утратил все основные социальные навыки, последние два года буквально не выходил из своего микрорайона и был даже рад, когда полиция взяла его с наркотиками и его судили, дав пять лет условно. Родители помогли положить его на реабилитацию в наркологическую больницу. Окончательно стать “чистым”, рассказывает Лахов, ему удалось благодаря сообществу анонимных наркоманов, которые помогают таким как он прожить первый, самый сложный этап отказа от наркотиков.

Алексей в итоге успешно закончил институт – через 14 лет после поступления. Благодаря хорошему английскому устроился на свою первую постоянную работу.

Но и сейчас, спустя 13 лет после отказа от наркотиков, Алексей временами все еще стесняется своего прошлого. Борьбой с этой “самостигмой” он объясняет и то, что в итоге перешел работать в сферу некоммерческих организаций и уже два года работает в благотворительном фонде “Гуманитарное действие” – в программе помощи наркозависимым, клиентом которой был он сам много лет назад.

Алексей с детства мечтал побывать в США, пару лет назад получил возможность поехать туда на стажировку как сотрудник благотворительной организации и ужасно испугался, увидев их анкету на визу, в которой есть вопросы и о наркотической зависимости, и о криминальном прошлом. Он честно ответил на них и считает знаковым событием своей жизни то, что визу ему все-таки дали.

Другим поворотным моментом в его жизни стало участие в конференции в Амстердаме. “У меня там было два выступления: на одном я выступал на пресс-конференции совместно с Элтоном Джоном. Ну это прямо ваще было! А другое выступление – я выступал на аудиторию около тысячи человек, и я говорил с ними по-английски! А я там говорил от лица людей, употребляющих наркотики, и для меня это тоже было важно – что они меня слушают”.

– На данный момент можешь ли ты сказать, что абсолютно готов быть открытым в плане своего прошлого, связанного с наркотиками? Или до сих пор бывают моменты, когда ты понимаешь, что лучше об этом молчать?

– Хороший вопрос. Я хочу на него ответить, что готов быть открытым. И опять же в каких-то пределах я уже открыт. Например, когда заполнял анкету на визу в США. Или, например, когда соглашался на это интервью. Уже есть определенная открытость. Ну… Наверное, да, я готов быть открытым. Опять же – я не знаю, как бы я ответил на этот вопрос год назад. Возможно, эти выступления на конференции, возможно, то, что я побывал в США, еще какие-то моменты – они помогли в чем-то преодолеть “самостигму” и говорить сейчас с вами, а потом, может быть, где-то быть еще более открытым.

– В этом есть какой-то такой элемент “сжигания мостов“?

– Ну да… Наверное, был такой период сжигания мостов, в принципе продолжался он все то время, пока я работаю в этой сфере – в сфере помощи наркозависимым, людям с ВИЧ и вирусными гепатитами. Потому что так или иначе ты где-то уже говоришь о себе, о своей истории – клиентам, сотрудникам государственных учреждений. Это было сначала страшно, неприятно, противно в чем-то даже, и не все относились к этому хорошо.

Тем не менее, именно с открытостью и преодолением своего прошлого он связывает все самые важные и счастливые события в своей жизни – наряду с рождением детей. Ему кажется, что сейчас примирение со своим прошлым лично для него связано с помощью другим людям.

“Это такой этап, о котором даже нужно рассказать, просто потому хотя бы, чтобы помогать другим людям. И плюс помогать до сих пор самому себе. Как ни крути, в моем случае это так и есть. Потому что я, честно говоря, не верю, что люди, которые употребляли долгое время наркотики, когда-нибудь смогут об этом забыть. Потому что с этим связано очень много. И физических последствий, и эмоциональных, и соответственно социальных”.

“Первопроходцы всегда страдают”

Уволенный из автосалона екатеринбуржец Вадим Иванов признается, что публичность и для него стала важным фактором выздоровления. После интервью он еще несколько раз приезжал на эфиры в телестудию в качестве приглашенного гостя – “бывшего наркомана”.

О своей открытости он ничуть не жалеет. Более того, Вадим считает, что и другим наркозависимым надо открыто говорить о своей проблеме. “Первопроходцы всегда страдают, к сожалению, – признает Вадим. – Это ноша тяжела – в любой сфере, тем более в такой щекотливой, но это надо [делать]”.

Вадим снова женился, недавно у него родился сын. После увольнения из автосалона ему пришлось снова работать на стройке, но потом Вадим нашел работу, о которой мечтал.

На интервью с Би-би-си он согласился с готовностью. Но перед публикацией все же попросил изменить его имя, чтобы публичность, с помощью которой он когда-то боролся со своей зависимостью, не помешала его дальнейшей карьере.

Использованы материалы bbc.com

Иллюстрации Олеси Волковой