Известно, что Церковь негативно относится к самоубийцам, за них даже молиться нельзя. Но на днях прочитал историю о том, что в 1237 году во время подхода Батыя к Рязани молодая княгиня Евпраксия, узнав о смерти своего мужа в стане Батыя, вместе с младенцем на руках бросилась вниз с высокой колокольни. Все трое причислены к лику святых. Как к этому относиться? (Сергей, психолог)

Отвечает известный церковный миссионер, ведущий интернет-проекта “Вопросы батюшке” в сети “Елицы” иеромонах Макарий (Маркиш):

В этом вопросе спутаны два разных предмета: отношение Церкви к жертвам самоубийства как такового, и сходство тех или иных конкретных событий с самоубийством. Их надо распутать — и тогда всё проясняется.

Самоубийство характеризуется не внешними признаками (иначе любой подвиг самопожертвования, как, скажем, Александра Матросова, был бы “самоубийством”), а личной мотивацией: осознанным эгоистичным отказом от дарованной Богом жизни. Да, это тяжкий грех, но идея, что “за самоубийц даже молиться нельзя”, к христианству никакого отношения не имеет. Молиться за них необходимо, как и за каждого человека, поскольку каждый человек в той или иной мере грешен перед Богом и людьми. Однако акт самоубийства выводит человека за пределы Церкви: по этой причине церковного погребения и поминовения он не получает, как и несчетные миллионы всех тех, кто не принадлежал Церкви, независимо от их нравственных и других качеств. Заметим, что Церковью в этой связи был принят особый молитвенный чин, дабы родственники покончивших с собой не остались без христианского утешения.

Что же касается упомянутого события, то автор вопроса упустил важнейший факт: святой Евпраксии Рязанской предстояло изнасилование Батыем, а ее ребенку — соответствующая судьба, которая имела не только личное, но и национальное измерение. В житиях христианских мучениц мы находим несколько подобных случаев.